Якутская песня о водке XVII века,

или Арыгытчан аллах

Вице-губернатор В. Л. Приклонский в 1890-х гг. www.yakutskhistory.net

В первом выпуске «Живой старины» (1890-й год) на стр. 63—83 помещён первый из серии очерков члена-сотрудника Императорского Русского Географического Общества Василия Львовича Приклонского (1852—1898 или 1899) «Три года в Якутской области» (он был там, начиная с 1881 г.) с приложениями: 125 загадок параллельно на якутском и русском языках (стр. 26—30 следующей пагинации), а за ними на стр. 30—33 сразу же зацепившая меня якутская «Песня про водку», сложенная, как сказано в редакционном примечании после текста, «в первое время доставления в город Якутск казенных спиртных напитков». Значит, её можно датировать 17-м веком, поскольку в ней повествуется о водке, завозимой из Москвы, а уже с начала 18 в., по данным к. и. н. Н. В. Сметневой (www.weblancer.net/download/portfolio/358489/358489.doc), Якутск снабжался хлебным вином, выкуриваемым на сибирских казённых заводах.

Песня была весьма популярна на протяжении почти трёх веков, о чём можно судить по тому же примечанию редакции («...и с того времени перешла к их потомкам — нашим современникам»). И она в самом деле очень богата любопытными конкретными деталями, прекрасно построена, образна, эпична, публицистична, по-северному философична, словом, замечательна и как этнографический и как литературный памятник, и прямо-таки напрашивается в цитаты, рефераты, дипломы и учёные труды разного профиля.

Её безвестного автора или авторов можно сопоставлять и с нашим Венечкой Ерофеевым, и с целым учительно-назидательным литературным направлением в русской литературе середины-конца 18 в. (с той, правда, оговоркой, что якуты тут опередили русских самое малое на полвека), и с раблезианской струёй в более синхронной тут западноевропейской культуре, и, безусловно, со множеством других почтенных национальных эпосов.

Мифолог же отметит очевидные признаки сакральной сущности, свойственные в этой песне водочке — не предмету, а полноценному персонажу, даже героине, которая «высоко зачалась», которую в большей части песни избегают называть по имени, и проч.

В «Живой старине» даны параллельно якутский текст (как сообщает редакция на с. 33, он «верно напечатан по списку, доставленному г. Приклонским») и его перевод, сделанный казаком Якутского полка Н. И. Безносовым. Использовав текст Безносова как подстрочник, я попытался его ритмизировать и сделать немного более удобочитаемым. Что-то, по-моему, удалось, что-то явно нет (ритмического рисунка оригинала, например, не ищите у меня и близко), но особой охоты сидеть над его шлифовкой дальше у меня, признаюсь, нет, и вот почему. Подозреваю, что я, в сравнении с Безносовым, лишь сильнее отдалился от подлинника, напялив на него атрибуты наподобие русской былины или баллады, передвинув на сказовый манер ударения чуть не в половине слов, щедро сдобрив всё чисто русскими идиомами, архаизмами и анахронизмами, и т. п... Ну да — что вышло, то вышло, и да простят меня и якуты и якутоведы, и лингвисты, и читатели!

В частичное искупление этого хулиганства я после своего опыта привожу сканы исходной публикации в «Живой старине».

Е. Ш.

Песня про водку

Бойкой водочку ведь не напрасно зовут!

Славной водочка ведь не напрасно слывёт!

И не зря говорят: высоко зачалась!

И не зря говорят: в естестве родилась!

Ей в России сок охты настаивали,

ей в Москве мучны воды наваривали,

перемешивали, водку делывали!

По закону её доктора-господа

перепробовали: ай и зла, и сильна!

И в высоких палатах показывали,

и с высокой бумагой казаков звали,

и команду в густые леса привели.

В узко собранных штанах,

да в обтяжку сюртуках,

фуражки высокие, сапоги сафьянные,

по дубраве ходючи, добрых выбираючи,

звонко ударяючи, нужные роняючи,

стволы рассекаючи, пласти затесаючи,

складывали — будто песнь, схватывали — как глина,

скабливали — будто смех, стуживали — как игра.

Берёзу сбираючи, плоско затесаючи,

поперёк зарубивши, тесно-плотно сложивши,

с двух сторон рассверливши, воронку подставивши,

с громким пожурчанием заливали водочку,

шконт со стуком забили, сургучом оправили,

да печать серебряну со орлом оттиснули,

написали звание: бочка сороковая,

утвердили грамоткой, как вошло в присловие:

как шуга заблистала ночным серебром,

русским жемчугом как понеслась в перекат,

вольным воздухом вздуло как воды везде,

по восьми рукавам, с девяти истоков

государыни-Лены широкой реки,

тут крепили-готовили судно сильно:

много листвен на дно, много и на борта,

трое палуб на нём, якорь знатно тяжёл,

раздувается парус широким крылом,

нагружали впритык, ровно ввысь, ровно вширь,

состояли при том: в благородных чинах

всем смотритель, да писарь при нём Дураков,

да из русских ещё: молод-силен гребец,

бравый кормщик, солдат-часовой, да казак-

караульный, да бедный крестьянин-пастух, —

так пустились на милость широкой реки,

мати-Лены, под ветром пошли по шуге,

по стремнине неслись, и свернули в конце

на приветный песок во Якутском краю,

ночь не спав, днём не сидя, пока не пристав.

А оттоле старшины с вестьми о купцах

им навстречу идут, в честь их пушки палят,

по чинам принимают, да в судный приказ

о том письменно знать, как должно, подают.

Груз сперва набивают до верху в подвал,

а затем в кабаки, бочка к бочке на счёт,

а из бочек по вёдрам на меру разлив,

по осьминам лиют, в полуштоф черпают,

шкалики знай полнят, рюмочки подносят,

и бокалами тоже черпать не ленят.

За почтенными стремится, и к богатым тоже льстится,

с мудрыми поговорит, знатоков оповестит,

и законника встречает, а и бедного прельщает,

даже нищего нашла; и в недолги времена

кто в высоком доме жил — зажил в низеньком,

а широкий был дом — тех утеснила,

а украшены кровати переменила:

не кровать уж, а печь, не подушка — кирпич,

одеяло-то стало рогожею,

кушаки шелковы стали тальничной коры,

а серебряные — конопляными.

Ах, быстра ж ты, о чудо придуманное,

не обгонит тебя самый добрый скакун,

за серебряные деньги покупаемая,

старшиною в пути препровождаемая,

да чиновником русским присмотренная,

с шумом в путь ты пустилася, грозная!

Пышно держишь путь, диво дивное,

к цели ревнуя, укрепилася,

ты и девять улусов заполнила,

по семи улусам сплошь рысью прошла,

чтобы ближе стать — к закуске пристала,

чтобы неспешной быть — наливкою стала,

чтоб добро разорить — простою стала,

чтобы ум опьянить — спиртом стала,

чтоб веселье дать — фруктовой стала,

чтоб шаманство дать — ромом стала,

чтобы разум взбесить — вишневою стала;

в боченке — почетнее, во флягах — слаще,

в коже — свежее, во штофах — лучше,

в бутылках — выше, в стаканах — важнее,

в рюмках же ты благородней-честнее.

Эт-та-тай, ребята, кругом пошло,

и щедрее щедрых, и содомнее!

Уронить вздумала — к картам тут как тут,

невтерпёж ли ей — содом сделала,

рассердилася — драка вспыхнула,

обозлилася — раззорение,

проходить стала — голова ясней,

кто бранилися — замирила их,

кто дружилися — развела тех врозь,

как пошла во хмель — небо по плечи,

как во замыслы — море до колен!

Эх, враждебная! спеша, не торопится,

убывая, всё крупнее виднеется,

а теряясь, тотчас поднимается.

Высказаться